ЧУЖИХ ДЕТЕЙ НЕ БЫВАЕТ

 

 

23.04.04 // Миссия  Журнал «Фома».  fomacenter.ru

 

В Ермолинский дом ребенка Калужской области попадают малыши из неблагополучных семей, многие страдают заболеваниями центральной нервной системы и нарушениями психики. Родители практически всех детей злоупотребляли наркотиками, пили, надолго забывали про своих чад. Брошенных, запущенных, современных маугли, не умеющих практически ничего, здесь ставят на ноги. Причем это не образное выражение: детей здесь учат не только кушать самостоятельно, но и сидеть, стоять, ходить, говорить...

 

ДОМ ДЛЯ РЕБЕНКА

 

Одни, приходя в этот дом, невольно шарахаются при виде больных малышей, особенно “тяжелых”, малоподвижных, с беспомощной надеждой глядящих в сторону пришедших гостей. А другие приятно удивляются царящему здесь несмотря ни на что уюту, по-домашнему добрым стенам. Еще в коридоре попадаешь в другой мир: со стен глядят милые мордочки зверей из мультиков и сказок, они улыбаются и зовут поиграть. Веранды, где малыши занимаются в плохую погоду, посезонно оформлены, есть куда бросить взгляд... Полевые цветы в баночках, картины, аппликации, сделанные своими руками, “уголки воспитателя” с указанным распорядком дня, ростом и весом малышей...

 

С тех пор, как 15 лет назад по инициативе нового главного врача Людмилы Ивановны Хлебченко в доме ребенка произошли некоторые перемены (от заключения договора с молочной кухней города Обнинска и получения помощи продуктами от воинских частей - до налаживания медицинского обслуживания в самом приюте без необходимости стационара), здесь не умер ни один ребенок. Трудно поверить, что когда-то практически каждый второй из 50 детей не доживал до 4-х лет (смертность достигала 25 человек в год).

 

А сегодня здесь живет Никита, у которого мама умерла, а папа находится в заключении. Это мальчик, который не чувствует боли. Врачи так и не смогли поставить диагноз - не обнаружили никакой патологии в мозге. Определили только то, что он страдает синдромом самоедства. Он может биться головой о стену и не чувствовать перелома кости; он не раз прокусывал себе пальчики. Сейчас ему уже два с половиной годика, и за полгода пребывания здесь он стал менее агрессивным. Воспитатели придумали для него специальный манеж и обложили его поролоном. Никита очень любит играть с другими ребятами, но за ним нужен постоянный присмотр, потому что ему не так просто объяснить, как другим детям, что кусаться нельзя - от этого больно.

 

 

Желающих работать в доме ребенка нет. Сегодня большинству сотрудниц - за сорок, за пятьдесят, есть и такие, кто трудится здесь всю жизнь - с 18 до 70 лет. В последнее время молодежь приходит сюда неохотно, даже при том, что особой альтернативы в поселке нет. Специалистам - логопеду, неврологу, массажисту - удается многое сделать в плане лечения, но поскольку нянь совершенно не хватает, вся нагрузка по поддержанию лечебного эффекта ложится на воспитателей, которым надо и убрать, и накормить, и посадить на горшки... А при этом еще занятия провести. Невольно вспоминаешь свое домашнее детство, когда если родители на работе, то бабушка заберет из садика, когда ужин всегда откуда-то берется, а вечером кто-нибудь из взрослых обязательно почитает или просто посидит с тобой. Здесь говорить приходится сразу с десятью повернутыми к тебе головками и под давлением нескольких пар устремленных на тебя глаз.

 

Государство, конечно, не забывает про малышей. Во-первых, был президентский подарок: дому ребенка вручили премию - 15 миллионов рублей (до деноминации) - на медикаменты. А повторно прислали 50 тысяч, на которые приобрели мягкое игровое оборудование. Правда, это было уже давно, более пяти лет назад. А за последние полгода бюджетное финансирование по медикаментам и перевязочным средствам - 10%, а по питанию - 39,5%. По словам сотрудников, нищенское содержание продолжается столько же, сколько и существует дом ребенка - с 1945 года. Поэтому в основном здесь все делают сами.

 

 

Ходить по дому ребенка ничуть не жутко, даже интересно - никогда не знаешь, кто и что ждет за поворотом: где-то чирикают попугаи - значит, в той стороне экологический уголок; откуда-то снизу доносится мелкий топот и разноголосица - старшая группа вернулась с улицы. Заходим в небольшую комнату. По планировке, наверное, это помещение задумывалось как проходная, но сейчас здесь настоящий гимнастический зал. Чем-то напоминает зал хореографии или помещение для аэробики в детском спортивном клубе. И сразу никак не догадаешься, что углы этого “литого” зеркала обшиты ничем иным, как старым плинтусом. А стройная красная перекладина - обычная железная водопроводная труба, только ее кто-то очень аккуратно покрасил.

 

Удивительно, как работающие здесь люди постоянно “перевыполняют план”: они не только детей на ноги поднимают, но и все вместе строят, мастерят, шьют... Лишь с Божьей помощью, считает Людмила Ивановна, удалось практически заново перестроить послевоенное здание: тут и перекрытия осыпались, текла вода по черным от печного отопления стенам... Но нашлись люди, которые дали металл, уголок, швеллер, плиты для забора. И все это нужно было “добывать” самим. Просить. Так все 15 лет “возрождения детского дома” - с протянутой рукой. А ведь здесь еще и дети...

 

Поначалу на малышей у Людмилы Ивановны оставалась только ночь. Воспитатели столь безразлично относились к детям, что ложились спать вместо того, чтобы дежурить у кроваток слабеньких малышей, а когда просыпались, дети были уже мертвы. Тогда главный врач стала проверять ночами - в два, в три ночи приезжала.

 

 

Было принято считать, что дети-сироты никому не нужны: пусть умирают, только не все сразу. Если класть ребенка в больницу - это целая проблема, поскольку надо обязательно давать сопровождающего, а кто поедет, если и так работать некому? В стационар отдавали хорошего ребенка - привозили почти труп. Тогда перестали класть - научились сами справляться.

 

Теперь для детей здесь делают все, что могут. Спасают.

 

Например, Диму, поступившего в полтора года весом 3,5 килограмма, не только накормили и обследовали. Ему сделали несколько операций: зашили четыре кишечных свища. Если по-простому, то у ребенка были дырки в животе, из которых все вылезало, пахло, раздражало и болело...

 

- Когда его клали в больницу, - вспоминает Людмила Ивановна, - врачи говорили: “Вы от него устали, давайте, он у нас полежит”. То есть не хотели лечить никак. Операцию не делали, потому что у ребенка малокровие. Тогда усиленным питанием удалось поднять ему гемоглобин, съездить в детскую республиканскую клинику в Москве, договориться с заведующим отделением - и его тут же прооперировали.

 

...Действительно, что может быть проще и логичнее таких действий? Только не в столице они живут. Да и денег нет. И вообще, этим не мама занималась, а главный врач, у которого еще 50 таких же детей.

 

А Никита поступил с косолапостью, косорукостью. Чтобы он мог ходить, сделали две операции на ногах. Смастерили ему костылики. Чтобы начал пользоваться руками - еще шесть операций. Правда, сохраняется тугоподвижность в локтевых и коленных суставах, но мальчик уже начинает двигаться. Хотя мышц плечевого пояса нет, ему делают массаж, занимаются, он уже пользуется одной рукой. Никита пока еще не понимает, что упражнения ему нужны, поэтому иногда капризничает - все-таки больно! Но умный очень, хороший. Единственное, что сложно понять Людмиле Ивановне, так это почему его родители не отвечают на письма, не приезжают посмотреть на своего уже почти совсем здорового сына.

 

Девочка без мочевого пузыря была, Леночка. Слава Богу, нашлись люди, которые помогли сохранить ее жизнь: устроили ее в клинику, добились операции, платили по 50 долларов за ампулу лекарства, ухаживали ежедневно в течение 10 месяцев. Сделали в Москве операцию, а сейчас ее заграницу забрали, в семью.

 

 

ДВОРЦЫ И ПРИНЦЕССЫ

 

 

Красиво здесь, в том числе, и благодаря москвичке Елене, которую все здесь зовут Принцессой Еленой. Как-то она сказала: “Людмила Ивановна, давайте теперь делать красиво!” Ей звонят, когда очень плохо - она загружает свою машину и присылает все, что нужно (например, просто крупа или мыло, только на 50 человек). И теперь здесь все делают красиво и своими руками. Недавно за ремонт двух помещений 28 тысяч просили, но поскольку денег нет, женщины сами засучили рукава: кто-то дал шпаклевку, кто-то цемент, и они сделали ремонт. Некоторые из сотрудниц даже говорят: “Нам теперь не хочется домой уходить”.

 

- Неужели ни у кого никогда не возникало вопроса: “Разве нам больше всех надо?”

 

- Так и говорят часто, - с сожалением отвечает Людмила Ивановна, - Но я ничего не объясняю, я иду сама и делаю, а людям стыдно. Сейчас сформировалась команда из 10-12 человек, которые готовы так же работать. Они идут и делают. Будь такими большинство - тут стоял бы дворец.

 

Но и сейчас, на взгляд стороннего наблюдателя, здесь есть много чудесного: от стремительно подрастающего фруктового сада, игровых площадок и диковинных клумб до перешиваемых по несколько раз занавесок. Но, обнаружив еще и бассейн под открытым небом, я невольно остановилась. Откуда? Просто однажды Людмила Ивановна оказалась в деревенском доме молодой семьи, где ребята сделали сказку: хозяин сам рисует, вырезает, мастерит, бассейн соорудил на своем огороде. И попросила она его сделать такой детям. Из чего? Так ведь здесь, как у Плюшкина, все есть: старое ничего не выбрасывается, поэтому на днище бассейна пошли спинки сломанных кроватей, кирпичи от развалин старой постройки, цемент подарили. Вода в бассейне нагревается в течение дня на солнце, а вечером ее сливают в колодец. Днем дети барахтаются - конечно, когда погода хорошая.

 

 

Действительно, даже бассейн - не такое дорогое удовольствие. Или это только там, где денег вообще нет? А я-то надеялась на сказочную историю про волшебников-благотворителей, которые пришли и сделали евроремонт! Но выяснилось, что в течение многих лет этот дом ребенка поддерживают всего несколько человек, среди них - Людмила Георгиевна Киселева.

 

- Началось с того, что она сделала выставку своих работ в Боровске и все вырученные деньги передала нам. С тех пор она стала звонить, узнавать, какие проблемы. Она дала возможность узнать о нас окружающим - писала о нас не только в местной печати. В одной из публикаций в “Комсомольской правде” - буквально в одном абзаце - она упомянула о нашем доме ребенка. После этого к нам стали приезжать. Например, музыкальный зал оформлен на деньги, собранные немецким журналистом, который откликнулся на публикации, приехал и снял фильм. Этот уголок мы называем немецким. И сама Людмила Георгиевна помогала, как могла. Потом она стала директором Московского дома адаптации для детей-инвалидов и начала поддерживать несколько домов ребенка, а поступающую помощь делила на всех. В Москве у нас образовался “штаб”, куда стекается некая помощь, и периодически мы ее забираем. Еще какой фильм о нас покажут - один-два человека из десятимиллионной Москвы найдется, и то хорошо! Так и выживаем.

 

 

...Когда от нас ушли англичане, американцы, финны, когда научные учреждения, предприятия-спонсоры разорились, военные части обеднели, осталась лишь она, Людмила Георгиевна.

 

Англичанин, опекавший еще несколько российских детских домов в течение многих лет, все время хотел прислать сюда воспитателей из Москвы, из Рязани, чтобы они поучились, как надо работать. Однажды он предложил главному врачу одного детского дома, тоже поселкового типа, сделать у себя огородик. Тот только отмахнулся: “Да ничего у нас расти не будет!”. И все.

 

 

ДЕТСКАЯ БОЛЬ

 

- У вас в доме ребенка находятся малыши с очень тяжелыми диагнозами, часто неизлечимыми. Как вы считаете, почему дети так страшно болеют?

 

Людмила Ивановна:

 

- Потому что, будучи во внутриутробном состоянии, они получали алкоголь и никотин. Но даже малышей, перенесших бытовой сифилис, удается выходить.

 

И всех стараемся отдать в семьи, причем так, чтобы всех братьев и сестер забрали одни родители: потому что они и здесь у нас вместе, и до этого вместе были. Если кто-то одного обидит, другой вступится. Или если одному что-то дают, он вспоминает о брате или сестре, которые рядышком.

 

 

- А случались ли в жизни вашего дома чудеса?

 

- Заведующая одним детским домом в Калуге спрашивала о девочке, которую хотела бы взять ее родственница - 10 лет живет в браке, а детей нет. Взяли они малышку. Я им как-то звоню, они про мальчика говорят: “Не беспокойтесь, вы не перепутали ничего, только у нас теперь еще и мальчик. Но Леночку нашу мы не обидим!” Я воспринимаю это как Божье вознаграждение такой семье.

 

Другая семья согласилась двойню мальчиков взять, так через пару месяцев уже ждали своего ребенка, дочка родилась. И таких историй у нас очень много.

 

 

ПРАВО НА ЖИЗНЬ

 

- Почему родители отказываются от больных детей?

 

- Таким малышам больше внимания нужно уделять, чтобы поднять их, чтобы они стали, как все. У нас такого настроя на бесперспективность нет - в нашем доме ребенка мы выхаживаем всех. И Господь помогает. Была поначалу ситуация, когда доктор на еще живого ребенка оформила все посмертные справки. Я ее тут же выпроводила. Тех, кто так относился к детям, мы уволили, остались люди с нормальным отношением, и они многое могут - даже ребенка с гидроцефалией (водянка мозга) поставили на ноги.

 

- Наверное, те люди, которые вам помогают, не задают таких вопросов... Но в обществе существует мнение о том, что “раз денег нет, а дети все равно всю жизнь будут мучиться”, то может, лучше бы их и вовсе не было?

 

- Спрашивают и нас. Я, например, считаю и говорю всем, что если человеку Бог дал жизнь, он должен жить, мы для него должны сделать все, что можем... И слава Богу, то, что мы делаем, мы делаем, очевидно, правильно: дети у нас выживают, многих забирают в семьи...

 

- Как складывается судьба усыновленных детей?

 

- Сейчас из-за вот этой неразберихи, - Людмила Ивановна стучит рукой по папке с неоплаченными счетами, - мы не успеваем проследить за этим. Многие присылают фотографии, пишут письма. А дети, которым сейчас по 30 лет, обращаются к нам - они разыскивают своих родителей. Недавно приезжал молодой человек, у него уже своя семья, дети. Усыновители рассказали о том, что у него есть мать. Ее разыскали - она совсем рядом жила, но не захотела с ним общаться. Стыдно, очевидно, было.

 

 

15 лет назад сюда, в Ермолино, к полуразвалившемуся дому на велосипеде приехала энергичная женщина с четырехлетним мальчиком. Подъехали к кухне, которая располагалась в вагончике около покосившегося забора. Пока взрослые разговаривали, мальчик молча рассматривал черный от сырости и копоти дом с осыпающейся штукатуркой, сиротливо возвышавшийся над поглощавшей его свалкой. И вдруг мальчик спросил: “Бабуля, это что за дом?” И получил ответ: “Илюша, это дом ребенка!” Илюша подумал и произнес: “Это сказочный домик!” Настолько необычно было все ему и страшно, что он так это выразил. На это бабушка сказала внуку: “Вот приедем сюда работать и сделаем его сказочным!” Конечно, она не думала, что это будет так трудно...

 

 

ПУТЬ К ДОМУ

 

 

В ответ на вопрос “Как вы пришли сюда работать?” очень хотелось услышать захватывающий рассказ о том, как кто-то решился посвятить свою жизнь детям или что-то в этом высоком духе. Но не тут-то было!

 

- Как попала сюда? Случайно, наверное, - невозмутимо начала Людмила Ивановна.

 

- Во-первых, перед этим я работала в военном городке, зарплата там была маленькая, а перед уходом на пенсию, мне надо было как-то повыше зарплату иметь. И я пришла в детскую поликлинику Ермолино, где проработала 5 лет. Наверное, увидели меня, везде наводящую порядок (смеется). Например, перед поликлиникой было болото, и никто из сотрудников его “не замечал”. Нашла родителей, которые засыпали это болото. Ведь родителей много и каждый что-то умеет: один на самосвале работает, у другого цветы большие выросли, которые не влезают в квартиру, а поставить в холл больничный - как хорошо! Так начинала с нуля, как и везде. Я просто не могу иначе - ведь большую часть времени мы проводим на работе и должны создать нормальные условия для себя и приходящих к нам...

 

Всю жизнь Людмила Ивановна работала детским врачом: институт заканчивала в Средней Азии - Фрунзенский медицинский. В Калужскую область попала в 1969 году, прошла специализацию врача-диетолога в Московском институте питания, затем много лет работала в военном городке, где каждый командир части говорил: “Вот я уйду, а потом вы”.

 

- Не отпускали меня из городка. Но перед пенсией ушла все-таки.

 

- А как ваша семья относится к такой интенсивной работе?

 

- Я практически одна осталась: дети выросли. У меня дом здесь (показывает вокруг), у них - там. Но я никогда не планировала в доме ребенка работать, тем более что в Киргизии у нас даже не было таких учреждений. Я не сталкивалась с этим и не подозревала, что такое бывает.

 

Работать здесь я начала очень серьезно, поскольку всю врачебную часть знала - и педиатрию, и диетологию даже. А хозяйственная струнка - это, наверное, с генами от отца-строителя передалось. И важно еще, что я никогда в жизни ничего не боялась. Помню, когда поступила в очную аспирантуру в Москве, по 7 часов на дорогу тратила, но ездила. То есть трудности меня никогда не страшили. А как иначе жить?

 

 

...Поразительно, но здесь нет никакого чувства безысходности. Листая альбомы с фотографиями подросших малышей, которые присылают приемные родители, как бы заглядываешь в будущее сопящих в кроватках сегодняшних сирот. Вот, например, Максимка с соломенного цвета головой катается на машинке. Сейчас ему пять. А когда-то ему был всего годик, его привезли сюда как “бесперспективного”: ДЦП, гидроцефалия, рахит и т.д. Но благодаря лечению, питанию и уходу его подняли на ноги еще здесь, в доме ребенка, и теперь родители счастливы, что у них такой смышленый и послушный сын с поразительными музыкальными способностями...

 

 

Светлана УЛЬЯНОВА